Рыцарь Самодержавия

 

 

 

Эпоха Николая I с ее основными жизнестроительными началами Православия, Самодержавия и народности стала излюбленной мишенью как для «либеральной», так и для «коммунистической» историографии. Его правление принято обычно называть периодом мрачной реакции и безнадежного застоя, когда повсюду якобы водворялись деспотический произвол, казарменный порядок и кладбищенская тишина. Укротитель революций, жандарм Европы, тюремщик декабристов, неисправимый солдафон, «исчадие мундирного просвещения», «удав, тридцать лет душивший Россию» – таковы типичные оценки Царя, свойственные означенным выше подходам.

Показательно появление уже в 1993 году сборника «Российские Государи», вышедшего в издательстве «Новости» при поддержке Российского независимого института социальных и национальных проблем. Представленная в нем статья о Николае I изобилует следующими выражениями: «Николай был по натуре своей тиран», задумавший «сделаться неограниченным властелином России»; «Бенкендорф, зверь в образе человека <...>, безраздельно господствовал во всех отраслях правления»; «Николай довел учащуюся молодежь до последней степени унижения <...>, уничтожил в России окончательно следы умственного движения»; «В своей собственной семье Николай был таким же деспотом, каким он был на троне»; «Как многие утверждают, он принял яд и скончался в 1855 году 2 марта. Никто не помянул его добром. Вся Россия посылала ему проклятия и в гроб».

Необходимо подчеркнуть, что авторы подобных суждений, грубо грешащих даже с чисто фактической стороны, особо претендовали на научную объективность, но всячески избегали вводить в оборот многообразные сведения и другие точки зрения, противоречащие их собственным выводам. Категорические приговоры Николаю I и огульное осуждение всего царствования заставляли всякого рода «схематиков» замалчивать огромное количество фактов, дававших материал для совершенно иных, положительных умозаключений…

 

Стремясь поднять внутреннее благосостояние страны и упрочить ее внешнее значение, сменивший Александра I Царь полностью подчинялся взятым на себя обязательствам, ничем не жертвовал для удовольствия и всем – ради долга. «Странная моя судьба, – признавался он в одном из писем, – мне говорят, что я – один из самых могущественных Государей в мире, и надо бы сказать, что все, т. е. все, что позволительно, должно бы быть для меня возможным, что я, стало быть, мог бы по усмотрению быть там, где и делать то, что мне хочется. На деле, однако, именно для меня справедливо обратное. А если меня спросят о причине этой аномалии, есть только один ответ: долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его так, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умолкнуть перед этим одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле. Таков мой лозунг. Он жесткий, признаюсь, мне под ним мучительнее, чем могу выразить, но я создан, чтобы мучиться».

Многие современники отмечали и рыцарские качества Николая I, который строго придерживался кодекса чести, верности данному слову, с «крайним омерзением» относился к хитроумной фальши, закулисным интригам, подкупам оппонентов и прочим нелегальным уловкам, часто допускаемым т. н. цивилизованными государствами. Даже явный недоброжелатель А. де Кюстин (французский писатель, приобретший мировую известность изданием своих записок о посещении России «Россия в 1839 году». – Примеч. ред.) писал, что ум Царя «самый практичный и ясный, какой только бывает на свете. Не думаю, чтобы сыскался сегодня второй Государь, который бы так ненавидел ложь и так редко лгал, как этот Император». Николай I признавался этому мемуаристу, что слишком нуждается в прямом и откровенном высказывании своих мыслей и что скорее отступит до Китая, нежели согласится на продажный и мошеннический способ правления, отличавший, по его мнению, конституционные Монархии.

В идеологии и политике этого Царя наблюдается вполне отчетливая и последовательная устремленность к преодолению отрицательных последствий безоглядных заимствований, восстановлению нарушенной связи времен, активизации плодотворных начал собственной истории. «Во мне поднимается волна почтения к этому человеку, – восхищался А. де Кюстин. – Всю силу своей воли он направляет на потаенную борьбу с тем, что создано гением Петра Великого; он боготворит сего великого реформатора, но возвращает к естественному состоянию нацию, которая более столетия назад была сбита с истинного своего пути и призвана к рабскому подражательству <...>, чтобы народ смог произвести все то, на что способен, нужно не заставлять его копировать иностранцев, а развивать его национальный дух во всей его самобытности». Сам Царь признавался мемуаристу, что хочет быть достойным доброго Русского народа и в невзгодах времени старается искать убежища в глубине России, забывая о западных странах.

«Дай Бог, – писал Николай I за пять лет до своей кончины сыну, будущему Императору Александру II, – чтобы удалось мне сдать тебе Россию такою, какою стремился я ее поставить: сильной, самостоятельной и добродающей – нам добро, – никому зло».

 

Борис Николаевич ТАРАСОВ,
доктор филологических наук, профессор, заслуженный
деятель науки РФ, член Правления Союза писателей России

 

По книге «Николай I и его время (документы,
письма, дневники, мемуары, свидетельства
современников и труды историков)».
М., 2000.

 

 

+   +   +
…О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил И высказал его горячими словами! Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил И очи нам отверз безсмертными делами? В кого уверовал раскольник и слепец, Пред кем злой дух и тьма упали наконец! И с огненным мечом, восстав, архангел грозный, Он путь нам вековой в грядущем указал... Но смутно понимал наш враг многоугрозный И хитрым языком безчестно клеветал…   Феодор ДОСТОЕВСКИЙ   Из стихотворного послания вдовствующей Императрице Александре Феодоровне «На 1 июля 1855 года»