Христианское учение о Царской власти
и об обязанностях верноподданных

Из проповедей святителя Филарета Московского*

 

 

Продолжение. Начало см. в № 12 (60)

Посредством публикации изданной до революции брошюры «Христианское учение о Царской власти и об обязанностях верноподданных. Мысли, вкратце извлеченные из проповедей Филарета, митрополита Московского» (Сост. Порфирий Кременецкий. М.: издание Афонского Русского Пантелеймонова монастыря, 1906) мы хотим еще раз обратиться к неоднократно затрагиваемой на страницах нашей газеты теме отношения Православной Церкви к монархической форме государственного правления. Надеемся, что труд святителя Филарета, в котором, кроме этой проблемы, рассматриваются и вопросы личного отношения христианина к Помазаннику Божию – православному Государю, послужит в назидание читателям: монархистов еще более укрепит в благоговейном почитании Царей и молитвенном чаянии восстановления монархии в России, а сомневающимся, неопределившимся и не вникавшим глубоко в данную тему откроет глаза на многие вещи, имеющие непосредственное отношение к душевному спасению.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ:
ВЕРНОПОДДАНИЧЕСКАЯ ПРИСЯГА

 

Человецы большим кленутся,
и всякому их прекословию
кончина во извещение клятва есть

(Евр. 6, 16)

 

Присяга, или клятва, есть именем Божиим утвержденное удостоверение о чистой истине объявляемого, или о верном исполнении обещаемого.

О клятве апостол говорит вообще, что человецы большим кленутся, то есть клянутся обыкновенно тем, что выше или важнее человека. При этом апостол мог иметь в виду обычай своего времени клясться не только именем Божиим, но также небом и землею, храмом и алтарем. Все эти образы клятвы, по изъяснению Самого Христа Спасителя, имеют одно истинное значение, по которому прямо или не прямо относятся к Богу, и в Нем, в Его имени имеют свою силу и важность. Иже кленется церковию, кленется ею и Живущим в ней: и кленыйся небесем, кленется престолом Божиим и Седящим на нем (Мф. 23, 21–22).

Как же мы дерзаем в наших уверениях и обещаниях употреблять святое и страшное имя Божие? Позволительно ли такое дерзновение? И в каких случаях позволительно?

Решение этих вопросов мы имеем в словах апостола: всякому прекословию кончина во извещение клятва есть, то есть клятва позволительна как крайнее средство удостоверения в тех случаях, когда бывает необходимо устранить сомнение, прекратить прекословие.

Понятно поэтому, что если прекословие или сомнение, встречающееся в сношениях между людьми, не так важно, чтобы требовало чрезвычайных средств для устранения его; или если для этого есть простые, обыкновенные средства, находимые в свойствах и обстоятельствах дел и отношений, то в таких случаях и обыкновенное благоразумие не присоветует прибегнуть к чрезвычайному средству удостоверения, и благочестивое чувство не должно позволить клятвы именем Божиим. Хочешь ли, например, чтобы верили твоему слову в разговоре, твоему обещанию в общежитии? Во множестве случаев сего рода, большею частию маловажных, прибегать к клятве было бы сколько дерзновенно, столько же и излишне. Для той степени удостоверения, какая нужна в подобных случаях, есть простые ближайшие средства. Именно: говори всегда правду с точностию и без уклончивости – и твоему простому слову будут верить, как клятве. Не давай обещаний, в удобоисполнимости которых ты не уверен, а данные обещания исполняй неизменно, – и твоему простому обещанию будут верить несомненно. К таким-то случаям относятся и древняя заповедь не приемли имене Господа Бога твоего всуе (Исх. 20, 7), и заповедь Христова не клятися всяко (Мф. 5, 34), и увещание апостола не кленитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою: буди же вам еже ей, ей, и еже ни, ни: да не в лицемерие впадете (Иак. 5, 12).

 

Воинская присяга на верность службы Царю и Отечеству.
Москва, 1904 год

 

Но есть другого рода случаи, в которых для устранения сомнения и для достижения удостоверения обыкновенные средства недостаточны; а недостижение удостоверения сопровождалось бы крайним вредом, не только частным, но и общественным. Отсюда происходит необходимость, а от необходимости обязанность – с крайним усилием достигать кончины во извещение, прибегать к крайнему средству удостоверения, какое только возможно.

Например, Государь и государство требуют от подданных верности вообще и в особенных служениях, должностях и поручениях. В сей верности необходимо нужно твердое удостоверение, потому что без сего не был бы обезпечен общественный порядок и даже не было бы общественной безопасности. Чем же обезпечить верность? Законами? Но, чтобы законы имели полную силу и действие, для этого нужна строгая верность в их употреблении; а чем же обезпечить верность в употреблении законов? Не честностию ли, предварительно дознаваемою? Для сего удобнее находить время и способы в необширном кругу частных сношений, нежели в необъятном пространстве государственных отношений. Власть употребляет ближайшие и важнейшие свои орудия, без сомнения, с предварительным испытанием и дознанием, поколику достигает и проницает человеческий ограниченный взор; но можно ли испытанием и дознанием решительно определить честность каждого из тысяч и тем людей, прежде употребления их как орудий государства? Опять возвращается вопрос: чем обезпечить верность? Не честным ли словом? Но честное слово может быть принято обезпечением только из уст человека дознанной честности; а где предварительное дознание честности неудобоисполнимо, там не обезпечивает слово, которое само себя провозглашает честным. Кто не знает, что так называемое честное слово дают и те, которые не обезпечили его исполнения для самих себя и даже не думают о его исполнении! Чем же обезпечить верность? Не страхом ли наказаний? Как неприятно было бы, если б и было возможно, основать общее спокойствие на одном общем страхе. Но это и невозможно; потому что могут быть нарушения верности такие, которых человеческая проницательность открыть не может и правосудие человеческое не может преследовать. Страх наказания нужен и полезен для обуздания склонных к преступлениям; но недостаточен для образования качества верноподданных. Таким образом, неудовлетворительность более близких и обыкновенных средств к обезпечению верности приводит к чрезвычайному средству: к запечатлению обещаемой верности великим и страшным именем Божиим, дабы каждый так уважал верность, как благоговеет пред Богом; дабы тот, кто вздумал бы дерзновенно коснуться своего обещания, неизбежно встретился с именем Божиим, которое не есть только произносимый звук, но призываемая сила Божия, проницающая души, испытующая сердца, благословляющая верных и карающая неверных.

 

* «Слова и речи Филарета, митрополита Московского» (часть II, изд. 1848 г., и часть III, изд. 1861 г.), из которых заимствовано предлагаемое учение, цитируются следующим образом: Ч. II; Ч. III и затем обозначаются страницы книги.

 

Продолжение см. на стр. 13