Подвиг самоотвержения

15 / 28 января – память пустынника Григория Агафонова

 

 

Муравейник
Худ. П. РЫЖЕНКО

 

Пустынник Григорий Агафонов происходил из простолюдинов, но был довольно грамотным. Он остался круглым бездомным сиротой, и для поддержания своего существования ему ничего более не оставалось, как только заняться выпасом чужого скота. Скот Григорий пас по преимуществу у помещика Панихидина и крестьян деревни Днеприя. Бывало, пригонит его в деревню, а сам на ночлег удалится в лес, где в выкопанной собственноручно землянке он проводил ночи в богомыслии и молитве.

На 43 году своей жизни Григорий Агафонов, оставив пастушеский промысел, посвятил себя служению Единому Богу в пустынническом подвиге. Ни помещик, ни крестьяне, из уважения к благочестивому настроению Григория, не стали препятствовать его удалению в соседний с деревней Днеприем лес.

Для жительства он избрал небольшой холмик, окруженный со всех сторон болотом и густою лесною чащею. В устроенной на холме землянке пустынник с полным самоотвержением обрек себя на различные невзгоды и нужды.

Первую зиму в новом жилище Григорий проводил в крайнем воздержании, единственным его пропитанием были собранные им осенние былия, которые он употреблял с большою бережливостью, так как их было мало. Без всякого сомнения, крестьяне не отказали бы ему в ломте хлеба, если бы знали его местопребывание, открытия которого пустынник не желал. При всех претерпеваемых им нуждах он старался сколько возможно скрывать себя от сельских обитателей.

«Первая зима в землянке показалась мне страшно тягостною, – говорил подвижник. – Сырость и холод проникали меня до костей; голод, при всем мною усвоенном навыке к воздержанию, до крайности томил меня, я изнемогал телом, но душою старался бодрствовать и все более углублялся в молитву ко Пресвятой Деве».

С началом весны в деревне произошел падеж скота. Вспомнив о Григории Агафонове, при котором никогда не случалось такого несчастья, крестьяне решили отыскать пустынника и попросить у него совета. Один из посланных на поиски жителей Днеприя забрел на холмик. Григорий в то время от голода находился в сильной душевной борьбе, обуреваемый то мыслями покинуть свое жилище, то не оставлять его до самой смерти. Выйдя из землянки на открытый воздух, чтобы немного освежиться, он неожиданно встретился с крестьянином, и оба они, как знакомые, обрадовались один другому.

Крестьянин ужаснулся при виде исхудалости пустынника, но не спросил его о причине оной; это безучастие со стороны крестьянина Григорий Агафонов приписал горю о скотине, которым были заняты все его мысли. Первым желанием подвижника при встрече было попросить немного хлеба для утоления голода, но ради страха Божия он удержался от этой просьбы.

После того как пришедший сообщил ему о беде крестьян и передал их просьбу о помощи, пустынник посоветовал гонять скот на пастбище в другое поле, хотя оно было скуднее того, на котором пасли до тех пор. Совет этот крестьянами был принят, и падеж скота прекратился. Относя это чудо более к действию молитвы Григория, деревенские жители в знак своей к нему признательности, с дозволения помещика, осенью выстроили на том же холме пустыннику небольшой домик и предложили снабжать его пищею. «Но, – говаривал пустынник, – когда мне сделано было такое человеколюбивое предложение, я пришел в страх. Я боялся чрез эту их милость впасть в сети диавола, и только испытанный мною голод заставил меня согласиться. Впрочем, из всего приносимого мне я принимал только небольшой ломтик хлеба, которым располагал так, что мне его доставало на все недельное пропитание; силы мои, при употреблении хлеба с водою, восстановились, и я понял, что смертному невозможно обходиться без хлеба».

Свое молитвенное бдение Григорий Агафонов сообразовывал со звоном Ниловой пустыни (она находилась от жилища пустынника на расстоянии четырех верст), где служба начиналась в два часа утра. Он читал и пел всю службу монастырской утрени, всегда продолжающуюся четыре часа; потом садился за Четьи-Минеи и прочитывал многие места из житий святых. «Чтение житий святых, – говорил он, – меня много на пути спасения поддерживает и ободряет. При телесном утомлении и душевном возмущении я всегда находил в Четьи-Минее и подкрепление, и духовное успокоение». Кроме нее, пустынник имел у себя Ветхий и Новый Завет, Псалтирь, канонник, святцы и другие книги, которыми наиболее снабдил его один странник.

Строгая жизнь Григория Агафонова обратила на себя внимание настоятеля Ниловой пустыни архимандрита Иоасафа, а затем его преемника Арсения; оба они весьма благоволили к нему и уважали его.

Пустынник знал целебные свойства многих трав и предлагал их крестьянам, когда они просили его помощи в своих немощах. Его также посещали дворяне, духовные лица и купцы, но он весьма тяготился их визитами. «Я знал, – говорил он, – что многие из этих господ посещают меня из одного любопытства и мало затем, чтобы узнать настроение моей души и из того познать благость ига Господа Иисуса».

Впрочем, не ко всем посетителям пустынник так относился; были среди них такие, которых он особенно уважал, например, осташковский купец Алексей Михайлович Мосягин и купчиха Ирина Петровна Губочкина; у последней он всегда останавливался, когда приходил в город для приобщения Святых Таин. «Эти люди – добрые, – говорил Григорий Агафонов, – они чрез благотворения свои приобретают себе друзей для вечной жизни».

Замечательно, что вышеназванные особы со времени знакомства их с пустынником, дотоле небогатые, весьма поправились, и Губочкина потом всегда утверждала, что она своим настоящим положением обязана молитвам Григория.

От посетителей подвижник не принимал никаких приношений, кроме деревянного масла и восковой свечи. Если же и соглашался на принятие от иных другого какого-либо дара, то таковое тотчас отдавал первому из бедных посетителей. Несмотря на это, нашлись люди, которые сумели перетолковать принятие приношений в худую сторону – обвиняли подвижника в любостяжательности и считали его зажиточным. Вследствие таковых толков, распространяемых неблагонамеренными, некоторые воры решились ограбить пустынника и в одну из зимних ночей явились к нему с требованием выдачи всего того, чем он владеет. «Никакие клятвенные заверения мои не могли их убедить в том, что у меня не имеется ничего, и когда даже палочными побоями, нанесенными мне, не могли ничего добиться от меня, тогда сами приступили к обыску моей хижины и, не нашедши ничего, чего они желали, с ругательством удалились, оставив меня почти до полусмерти избитого», – вспоминал Григорий.

Во время ночных молитв пустынник многократно подвергался безпричинному страху и приходил в такое смущение, что от ужаса не мог даже пошевелить губами, не то что произнести какое-либо молитвенное слово. Так бывало с ним долгое время, но потом, по милости Божией, это искушение прекратилось. Также после ночной молитвы, во время чтения какой-либо из духовных книг, ему не раз приходилось видеть медведя или волка, заглядывавших в его окно; сначала он их принимал за действительных зверей, но после дознался, что это не что иное было, как действие злых духов, которые исчезали от крестного знамения.

Григорий, по-видимому, имел дар прозорливости. Так, однажды он посоветовал одному человеку не выезжать из города и не вступать ни в какое дело до тех пор, пока не укрепится в своем здоровье. Когда говорил он это, тот человек был здоров и подивился этим словам; но когда его постигла болезнь, до крайности упорная, тогда только он убедился, что своим советом пустынник предостерегал его от могущего быть расстройства в делах.

Последние годы жизни Григорий Агафонов провел мирно в своей хижине. За три дня до кончины он чрез посланного пригласил к себе настоятеля Житинского монастыря отца игумена Мартирия для приобщения Святых Таин. Когда тот прибыл, пустынник очень обрадовался и, обратившись к иконам, возблагодарил Господа за то, что Он услышал его молитву и не оставил его умереть без покаяния и приобщения Святых Таин. После сего у отца игумена с Григорием Агафоновым состоялась краткая беседа; отец игумен не догадывался о близости кончины своего духовного сына, потому что он показался ему довольно бодрым, но среди этой беседы по какому-то непонятному побуждению попросил у него себе на память одну из его икон. Лицо пустынника приняло задумчивый вид, и после минутного молчания он спросил: «На что она тебе? Не одна икона, – прибавил старец, – но все мои иконы скоро будут в вашем распоряжении». Впрочем, он тут же снял с полки икону Божией Матери и вручил отцу Мартирию.

Кончина пустынника Григория Агафонова произошла без свидетелей. Когда одна из крестьянок, временно прислуживавшая ему, на третий день после игуменского посещения пришла к старцу Григорию, то нашла его на своем дощатом ложе уже скончавшимся.

Григорий Агафонов завещал похоронить его тело в Осташковском Житинском монастыре, отстоящем от места его пустынножительства на пятнадцать верст. В выносе тела почившего принимал участие настоятель Ниловой пустыни архимандрит Арсений с несколькими братиями и проводил оное до Рожковского села верст на пять, а на остальном пути, при большом стечении крестьян, сопровождала тело пустынника Житинская братия до своего монастыря, где на пятый день кончины его, т. е. 20 января, в главном храме отцом настоятелем Мартирием с братиею совершена была заупокойная Литургия с отпеванием по почившем труженике Григории, и затем тело его предано было земле на братском кладбище.

 

Подготовила
Ксения МИРОНОВА

По книге: Жизнеописания отечественных

подвижников благочестия XVIII и XIX веков.
Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1999. Январь.