«ПЕПЕЛ ЦАРЯ СТУЧИТ В МОЕ СЕРДЦЕ!»

 

Отец Алексий Успенский

 

В год столетия Царской Голгофы мы продолжаем размышлять о духовных причинах и уроках трагических событий нашей истории в ХХ веке и путях возрождения современной России. Предлагаем вниманию читателей беседу с известным петербургским «царским» батюшкой, клириком храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала протоиереем Алексием Успенским.

 

– Отец Алексий, как Вы пришли к почитанию Государя Мученика?

– Совершенно непосредственно, так сказать. В год «второго Крещения Руси», как называли 1988 год, я, запечатленный этим Таинством, не переставал удивляться тому, как мощное пробуждение духовной природы вокруг и внутри меня само по себе открывает тайны веры в новорожденной душе прозревшего неофита – без его воли, без нарочитых наставлений, вне стен воскресной школы или катехизаторских курсов, которых тогда и в помине не было. Конечно, были люди, были книги, святые места, но более всего было ощущение Правды, которое поселилось в душе и уже не позволяло смотреть на мир прежними глазами.

Одно из первых глубоких впечатлений – осознание того, в каком масштабе меня всю жизнь, начиная с детского сада, обманывали. Каким безсовестным образом лишали безценных сокровищ наследия предков и какое лживое навозное пойло предлагали взамен.

 

Памятник св. Царственным Мученикам перед храмом Воскресения Христова
у Варшавского вокзала, где служит о. Алексий

 

Помню, четвертый класс, учительница рассказывает, как расстреляли Царя и всю Его Семью. Кто-то из учеников спрашивает: «И детей?» Ответ: «Да, и детей – так было нужно» (!). В классе повисает звенящая тишина. Никакие вопросы более невозможны, смущенная учительница с усилием переводит разговор на другую тему… Чистая детская душа не могла не почувствовать здесь подвоха. Подвох ощущался и в последующие годы. Достаточно сказать, что к седьмому классу я стал убежденным «антисоветчиком».

Но полнота картины глобального обмана начала раскрываться передо мной после принятия Святого Крещения. Вместе с первыми иконами у меня откуда-то появился фотографический портрет молодого Государя в гусарском, кажется, мундире. Я оформил портрет в раму и прикрепил на стену. Бабушка говорила: «Сними, а то посадят!» А я просто знал, что нет, уже не посадят.

Чем дольше я вглядывался в портрет, тем яснее мне становилось: все, что говорили и продолжают говорить об этом человеке – все ложь! Это я тоже уже просто знал. Дальнейшее погружение в Царскую тему только укрепляло в этом убеждении. Изучение мною данного предмета было продиктовано не только жгучим интересом; вскоре я понял, что глубоко люблю Царскую Семью. И, как бывает с любовью, это чувство возрастало во мне помимо моей воли.
Первое, что потрясло и «убило» – материалы следствия Николая Соколова. Открытое им есть правда, и здесь тоже нет никаких сомнений. С тех пор я, в некотором смысле, потерял покой. Позволю себе передать здесь это состояние души несколько измененной цитатой бельгийского классика: «Пепел Царя стучит в мое сердце!»

 

– Батюшка, мы с Вами познакомились на «царской» конференции, где Вы выступили с докладом «Отречение было и есть», раскрыв факт предательства Царя представителями высших слоев общества и Церкви. Как Вы считаете, что произошло век назад? В чем мы ошиблись тогда и чего до сих пор не можем понять?

– Вчера (23 января, – примеч. ред.)праздновалась память святителя Феофана Затворника. Он говорил, что евангельские слова Христа: Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! Ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они, сидя во вретище и пепле, покаялись (Лк. 10, 13), – обращены к нам. Ведь Россия уж никак не обделена благодатными явлениями, мощами, чудотворениями от икон, иными многочисленными святынями. И сама ее судьба, ее пространство, количество народов, которые были покорены или сами присоединились, – все это дары от Господа. Т. е. силы в России были явлены, наверное, не меньшие, чем в Вифсаиде. Но почему Господь сказал, что Содому и Гоморре будет отраднее на Суде, чем этим городам? Потому что их реакция на явление Божией благодати была, мягко говоря, непропорциональна. То же самое следует отметить и в отношении нашего любезного Отечества. И не только 100 лет назад, к сожалению, но и сегодня.

Вспомним те события, которые предшествовали прославлению Царя Мученика: дивные чудеса происходили во время покаянных Крестных ходов от мироточивой Царской иконы и от многих других икон Царской Семьи. Силы действительно были явлены немалые. Но какова реакция в высших церковных кругах? А реакция – не просто не заметить, но – именно замолчать случившееся, запретить, а то и оболгать: «Да это не икона, а портрет», «А у них там пузырьки с миром», «И вообще все эти мироточения уже надоели, это все очень сомнительно…»

И о чем это свидетельствует? О том, что в точности повторяется ситуация столетней давности. Когда архиереи после февральской революции радовались: «Вот, у нас теперь есть Патриарх, наконец-то». Действительно, что плохого-то? Но нужно помнить: герб Российский – две главы. Очень хорошо, когда они есть; замечательно, когда есть симфония между ними. История знает такие периоды – небольшие, когда симфония на самом деле имела место: в Византии, на Руси – нечасто, недолго, но такое бывало. Но важно сознавать, что это – образец, это идеал, к которому мы обязаны стремиться. Ведь мы и христианами бываем порой только по имени, однако идеал-то у нас есть, он запечатлен. Так и в отношении государства идеал – симфония властей; он должен сохраняться непреложным, его нужно утвердить у себя в голове, в сердце.

А получилось так, что этот идеал был отвергнут – молча, тихо, на волне феерической радости от мнимой свободы. Тот же святитель Феофан перед революцией сокрушался, что адский угар настолько вскружил многим головы, что люди не помнят себя. Вот этот адский угар охватил всех, вплоть до архиереев, и они перестали понимать, что происходит. А суть происходящего была в том, что едва стала обретаться у двуглавого орла вторая глава, как тут же была отрублена первая. Идеал был отвергнут – и не врагами, не революционерами, а в первую очередь высшей церковной властью. Был отвергнут идеал православной Монархии, «Третьего Рима» – не просто России, а именно – Царя Помазанника как Удерживающего вселенского значения.

 

– А почему так получилось, что в начале ХХ века иерархи отказались от идеала симфонии властей и он не возвращен в нашей Церкви до сих пор?

– Нельзя сказать, что идеал отвергнут сегодня официально. Во всяком случае, современная «Концепция» РПЦ этого не утверждает.

Вообще, вопрос о симфонии простирается на период длительностью гораздо более 100 лет. К примеру: без малого трехсотлетнее царствование династии Романовых. Уже при втором Романове – Алексие Михайловиче – идеал симфонии заметно пошатнулся. Далее – петровская церковная реформа, в результате которой Русская Церковь осиротела на 200 лет; симфония стала звучать ущербно, а иной раз даже и фальшиво. При этом следует отметить, что несмотря на печальные перемены жизнь Духа никогда в Церкви не прекращалась. Были моменты, когда соработничество Церкви и христианских Императоров выливалось прямо в симфонические формы. Эти взлеты, эти подъемы народного духа мы никак не должны забывать.

 

 

Однако события 1917 года ясно показали, что большинство наших церковных иерархов того времени отношения царской и церковной властей иначе как диктат первой над последней не воспринимали. Такому убеждению весьма способствовало настоящее революционное беснование, охватившее общество, в первую очередь, обеих столиц.

Острие мирового зла было уперто в грудь Государя Императора, назначенного этим злом главным виновником тягот войны и народных бедствий. Россия и Церковь отвернулись от своего Царя, преступно поверив лжи и мифам о том, что именно Царь является препятствием на пути к свободе и счастью. Замковый камень, один державший мощный свод Русской твердыни, был отвергнут строителями (см.: Мф. 21, 42), и все здание рухнуло…

Во время оно иудейский народ криком «распни!» – предал на казнь своего Мессию. До сей поры народ этот не готов осознать содеянное. В подобном положении находится сегодня и народ Русский в отношении своего убиенного Самодержца. Оба эти преступления отмечены участием архиереев. В одном случае имело место прямое наущение, в другом – равнодушное попустительство. Лучше одному человеку умереть за народ (Ин. 18, 14), – так рассудили архиереи. И когда невинный человек жертвенно умирал, то становился тем самым «камнем преткновения» на путях человеческой логики. Многие об него разбили голову, а многих и он раздавил, в том числе и архиереев (см.: Мф. 21, 44).

 

Окончание см. на стр. 7