«Прекрасная ветвь дурного дерева»

 

 

Cтаршая Анфуса (исповедница, игумения Мантинийского монастыря, память ее 27 июля / 9 августа, – примеч. ред.), оставив родительский дом, подвизалась сперва в пещерах уединенно, переходя из одной в другую; потом, встретив старца, подвижника Сисиния, продолжала подвиги по его советам и столько успела в духовной жизни, что ее управлению отдали себя в Мантинее многие девы. К советам ее обращались жаждавшие спасения и не оставались без пользы. Высокая жизнь ее приобрела ей уважение и лучших из мирских людей Эллады.

Император Константин Копроним настойчиво хотел быть тем, чем впоследствии был Лютер: страхом и обманом вынудил он (в 753 г.) оправдать на соборе магометанское (т. е. глупое) отвращение от святых икон, почитание святых выдавал за суеверие, обеты девства – за извращение природы. Услыхав, что Анфуса в своей обители благоговейно и без страха пред людьми чтит святые иконы и даже уговорила своего брата стать в ряды защитников святых икон, он приказал представить к себе смелую игуменью со всеми ее 90 сестрами. Гордый и развратный деспот потребовал, чтобы они отказались от своего образа мыслей; он думал, что пустынная игуменья легко уступит гордой воле его, как уступали искатели честей его и прохладной жизни.

– Христианская совесть, – отвечала Анфуса, – не дозволяет выполнить несправедливую царскую волю: поклонение святым иконам – дело святое, оправданное постоянною практикою Святой Церкви, а жить для удовлетворения одним скотским потребностям – не значит жить достойно человека; надобно плакать, что и без повелений власти так много несчастных, которые любят грязную жизнь.

Копроним велел бить ее бичами без пощады. Воля деспота была исполнена. Копроним отдал приказание отослать игуменью с сестрами в заточение. В это самое время Императрица страшно страдала муками родов. Преподобная сказала вслух всех, что Императрица родит двойню, сына и дочь, и указала судьбу двойней. Разрешившаяся двойней Императрица стала чтить преподобную Анфусу как духовную мать и для ее обители сделала много пожертвований. Блаженная Анфуса скоро предала дух свой Господу, в глубокой старости, в 759 году (Пролог: «Заточена бысть в Малом острове и тамо в глубоцей старости ко Господу отыде»).

Дочь Копронима, родившаяся по предсказанию святой Анфусы, названа была Анфусой. И по жизни явилась также святою.

«Отец желал, – говорит Менолог о младшей Анфусе, – выдать дочь замуж; но она отказалась от предложения». По смерти его, получив свободу, она раздала имущества: одни расточала на нищих, другие употребляла на построение церквей и монастырей; золотые одежды свои, которые носила, обратила на украшение святынь. Она была материю для многих сирот: собирая брошенных младенцев, воспитывала и пристраивала их; если иные умирали, поручала их Богу, а которые оставались живы, помещала в дом престарелых. Блаженная Царица Ирина (780–802) не раз приглашала ее к участию в управлении Империей; но она уклонилась от того. Затем пострижена она была в инокиню Патриархом Тарасием (784–816) в монастыре святой Евфимии, в том самом, который жалким отцом ее «превращен был в арсенал и в общественный нужник» (Du Саngе. Constantinopolis Christiana).

Святая и тогда еще, как жила во дворце, под пышною одеждою Царевны носила власяницу, довольствовалась хлебом и водою и занималась чтением священных книг. Безобразна была жизнь отца ее, и смерть его была ужасна: он кричал, что горит он и наказывается за хулы на Богоматерь. Жизнь безобразием ее, а смерть ужасами ее, без сомнения, более всего расположили Царевну вести жизнь благочестивую. Приняв пострижение и став настоятельницею Омонейского монастыря, она, полная смирения и любви, сама носила воду для сестер и выполняла другие услуги. <...>

Особенно строго выполняла игуменья Анфуса в отношении к себе и другим древнее правило – не выходить из обители в мир, т. к. иначе душа расстраивается мирскими впечатлениями, да и другим подается случай к соблазну. Много значило для блаженной постановление Трулльского Собора об этом предмете, а еще более тот шум, который поднимали против монастырей при отце ее. Вселенский Собор постановил: «Не долженствует монах или монахиня оставлять свой монастырь и отходить в иной» (пр. 21). Блаженная Анфуса ни сама не переступала ногою за ограду обители, ни сестрам не дозволяла являться в миру без самой крайней нужды. Благоговейная настоятельница твердо выполняла и другое правило собора: «Ни жена в мужеском, ни муж в женском монастыре да не спит»; тем более что и современный ей Собор подтвердил это правило до того, что запретил монаху с монахинею говорить наедине, а в столичной женской обители требовалась особенная осторожность относительно посетителей обители.

Блаженная игуменья не допускала в свою обитель и того простодушного обыкновения, которое осудил собор 692 года. В некоторых женских обителях принимавшие иночество наряжались тогда как невесты и в таком виде приходили в храм для пострижения. Запрещая это, Константинопольский собор 692 года писал: «Не следует быть тому, чтобы по собственному произволению отложившая уже всякую житейскую приятность, возлюбившая жизнь по Боге, утвердившаяся в ней непреклонными мыслями, возвращалась воспоминанием к тому, что уже предано забвению, и от сего явилась бы колеблющеюся, возмущалась бы в душе, как от волн потопляющих и бросающих туда и сюда; иногда и проливая слезы, не являет она сердечного сокрушения, а если и упадет слеза искренности, зрители думают, что это не столько от усердия к монашескому подвигу, сколько от разлуки с миром и с тем, что в мире» (Трулльское правило 45).

Молитвы святой Анфусы были неусыпные и стояние на бдениях неослабное; слезы сокрушения постоянно текли из очей ее. «Прекрасная ветвь дурного дерева, честная Анфуса отцвела для земной жизни» <...> на 57 году ее жизни.

 

Избранные жития святых,
изложенные по руководству
Четьих-Миней архиепископа
Филарета Черниговского.
Т. 1. М., 2011.