Полковой священник –
необходимость для русского воинства

 

По просьбе наших читателей мы продолжаем освещать проблему военного духовенства в России. Сегодня мы публикуем рассказ Любови Васильевны Родионовой – мамы воина-мученика за Христа Евгения Родионова.

Двадцатого ноября 1996 года, в день памяти мучеников Мелитинских, один из которых носил имя Евгений, после 9-ти месяцев поисков, мама привезла тело Жени на Родину. Этой скорбной дате посвящается наша страница.

 

Сегодня все говорят о том, что в нашей стране Церковь отделена от государства. Я не совсем понимаю, что означают эти слова, и уверена, что роль Русской Православной Церкви в созидании армии в наши дни настолько велика, что по своей значимости может быть сравнима разве что с ролью государства, а в некоторых сферах даже и выше последней. При том, что в России не принято каких-то особых законов о взаимодействии армии и Церкви, все мои поездки в Чечню (сорок одна – на 2008 год. – Примеч. ред.) состоялись только благодаря тому, что люди в православных храмах отзывались на мой призыв, на мою боль, на мои рассказы о том, что там происходит.

В 95-м году, когда я провожала Женю в армию, у меня еще было ощущение, что за мной – страна. Пусть уже сломанная, пусть разделенная, но все же с какими-никакими остатками морали (ведь была же в нашей стране мораль!), но когда мой сын попал в беду, оказалось, что государства-то и нет.

«Как же так? – думала я тогда. – Ведь Женя, как и тысячи других парней, был призван в армию. Он поехал в горячую точку выполнять волю руководства страны и в трудной ситуации оказался абсолютно никому не нужным». Все куда-то бежали, все делали свои дела, и никому не нужен был просто солдат, просто чей-то сын. Никого не интересовало, где он и что с ним произошло. И тогда, возможно, впервые, на примере одного казачьего батальона, который стоял под Ореховым (это юго-западное направление), я увидела, что военные часто обращаются за помощью не к главе администрации, а к священнику, отцу Василию.

Я никогда не скрывала того, что при жизни Жени я, партийный работник со стажем, стыдилась своего верующего сына. Я старалась никому не говорить о его убеждениях; в его компании и среди его одноклассников я никогда не видела человека с крестиком на шее. Женя никогда не снимал свой крестик. И что бы я ни говорила ему, позиция его оставалась неизменно твердой: «Это – мое, так будет, что бы вы по этому поводу ни думали!» А я только на войне увидела людей, которые так же искренне молились, как Женя. Они не вычитывали акафистов, но перед боем они обращались к Богу за помощью, крестились, часто говорили о том, что есть Господь и что Он не оставит их. Когда солдат возвращался живым с поля боя, он был убежден, что это Бог пожалел его детей и его семью. До меня не сразу доходил смысл этого утверждения: страшная боль и неизвестность мешали тогда воспринять его во всей полноте, но я точно помню, что очень хотела похоронить Женю по православному обычаю. В ночь с 20-го на 21-е ноября я осталась в храме рядом с гробом Жени. Читать молитвы я тогда еще не умела, я просто с ним разговаривала, а утром пришел священник, Женечку отпели, и у меня наступило такое чувство, будто я сделала то, что должна была сделать. Я ощутила, что теперь Женя найдет покой, и это было очень важно для меня.

<…> Нашим ребятам в Чечне каждый день приходится преодолевать чувство страха. Даже в Великую Отечественную войну у воюющих сторон была определена граница: по одну сторону – свои, по другую – чужие. А здесь наш русский воин никогда не знает, с какой стороны ему ждать выстрела. Он не знает, что сделают люди в военной форме с удостоверениями самых разных спецслужб, которые проезжают по дороге на машине. Ощущение страха всегда витает в воздухе. Страха и вражды. Именно поэтому мы и нужны там ребятам. А еще больше им нужны священнослужители. Я еще много лет назад привозила оттуда письма к Патриарху с просьбой присылать в Чечню священников, в которых наши солдаты остро нуждаются.

Помню, несколько лет назад в погранотряде в Назрани (это Ингушетия, кругом мусульманское население, русских там уже давно нет) ко мне подошли четверо мальчишек с такой просьбой: «Любовь Васильевна, помогите нам, пожалуйста. Вы – в Москве, Вас знают, у вас – характер. Нам надо где-то молиться, а храма нет». Территория пограничного отряда маленькая, ехать в храм в ближайшее селение Троицкую небезопасно. В этом отряде были два мальчика из-под Кургана, два брата, до армии они жили при монастыре. Вокруг них образовалась небольшая общинка людей с чистыми душами. Тогда я пошла к командиру с просьбой помочь выстроить часовню, в которой ребята могли бы молиться. Я сказала ему и то, что есть люди, которые берутся срубить часовню в Москве, чтобы потом перевезти ее в часть и собрать за один день. Господь все устраивает, и командир вспомнил, что где-то на заставе есть бревна, из которых можно построить часовню, не обращаясь за помощью в Москву. Но самым главным было то, что ребята сами высказали эту просьбу. Не сверху спустили приказ о строительстве, а солдаты захотели, чтобы в их части было место для молитвы. Часовню построили, и она наполнилась не только теми, кто просил о ней, но и многими-многими другими <…>.

У нас в Софринской бригаде есть один необыкновенный батюшка, отец Феофан. День Крещения воинов он устраивает памятным днем. Крестит солдат, как и положено, в белой крестильной одежде, после раздает по шоколадке, устраивает чаепитие, общается с ребятами. На примере этого батюшки видно, что одним своим внешним видом священник дисциплинирует солдат, даже ничего еще не делая. Его обойдут стороной нетрезвые офицеры, при нем не будут материться и плевать солдаты, в его присутствии не разгорится пожар «неуставных отношений». Чем же это нам мешает? Если мы сейчас не займем эту духовную нишу, ее займут инициативные свидетели Иеговы, баптисты, пятидесятники. Они придут с деньгами, с заданиями иностранных спецслужб и своими средствами будут привлекать неокрепшие души наших ребят. На сегодняшний день полковой священник – это необходимость для русского воинства. Нельзя откладывать на завтра то, что можно завтра уже потерять. Нам надо спешить. <…>

Священник, на мой взгляд, должен находиться в армии 25 часов в сутки, иначе он просто ничего не сможет сделать. Ведь с приходящими священниками как бывает? Пришел один батюшка, окрестил людей и уехал, потом приехал другой, и те же ребята идут креститься и во второй раз. Они не помнят и не знают, что там было в первый раз, им просто интересно общаться со священником. Есть вещи, которые ничем заменить нельзя.

Полковой священник сегодня должен быть равноправным участником всех военных совещаний, всей жизни гарнизона. Но для того чтобы это произошло, церковным людям надо самим действовать решительнее, и не только на словах, но и на деле. Все мы ждем, когда наконец выйдет закон, где все будет расписано «от а до я», и тогда только мы начнем жить по-человечески. Но жить нужно сегодня и каждый день. Нам не нужно ждать, когда нас пригласят, потому что нас не пригласят. Военные живут себе уединенно в своих гарнизонах, и многим командирам бывает просто не нужен лишний свидетель всего, что там происходит. Но Церковь должна проникать во все сферы жизни. Надо убеждать командиров, что Православие несет людям добро. Раз двадцать вместе со мной в Чечню летали священники. Не всегда надо ждать какого-то специального приглашения. Идет война, ребятам страшно, и мы им нужны. Ведь кроме подарков мы привозим им часть мира, часть большой семьи, часть их дома, их Родины. Это важно. Простое общение на войне бывает очень нужно человеку. И хорошо, если это будет нормальное общение. А если вместо нас придут сектанты? Души-то ведь неокрепшие. Кому мы отдаем их? Для меня остается непонятным, почему до сих пор Православная Церковь не заняла в армии подобающую ей равноправную позицию. Всегда надо помнить, что там, на войне в армии, не стадо с Луны. Там наши дети. Мы им нужны. А уж пути, по которым нам надо к ним проникнуть, могут быть самыми разными. Пусть в малой степени, но мы должны участвовать в жизни армии, хотя бы нам и пришлось для этого и самим стать десантниками: спуститься с неба, если нас не пускают в ворота на земле.

Тем более, что сейчас все больше становится в армии верующих командиров. Иногда я захожу в воинскую часть и вижу над головой у командира целый иконостас. И он не стыдится и не стесняется своих убеждений. Входя в его кабинет, люди видят, что перед ними верующий, православный человек, патриот своей страны, и это бывает очень важно для них.

 

Подготовил Евгений ПОЛЕВОЙ
по книге «Наука побеждать.
За Веру и Отечество»