Книга «Видеть Бога как Он есть» архимандрита Софрония (Сахарова) в свете святоотеческой традиции

 

Продолжение. Начало см. в № 23 (23).

 

 

 

Отводя много места покаянной молитве, архимандрит Софроний допускает некоторые высказывания, которые часто просто не могут остаться незамеченными. Речь идет об определенных состояниях и эффектах, порождаемых действием чувств. Так, одной из личных вех на авторском пути спасения является «благодать отчаяния» (160) (здесь и далее нумерация страниц книги «Видеть Бога как Он есть» указывается по изданию: Лазарика пресс, Серб. Прав. Церковь св. Принца Лазаря, Бирминген, Англия, 1985. – Свящ. М.Х.). Это, мягко говоря, рискованное словосочетание с точки зрения православного богословия, поскольку отчаяние как таковое рассматривается Церковью как безусловный грех в отличие от, скажем, печали (да и то только «по Бозе»). Трудно из соединения несочетаемых контрастов извлечь духовный смысл. Сам архимандрит Софроний объясняет «благодать отчаяния» как следствие ужаса от своего несоответствия образу Божиему и «безумной молитвы», потрясавшей все его существо и рождавшей «море слез» (56). Но отчаяние всегда было и будет преддверием смерти духовной.

В другом месте, рассуждая о даре молитвенного покаяния, начатком которого он обладал, автор пишет: «Покаянная молитва всецело поглощала меня. Невесомая, невидимая сила переносила меня в умно-духовное пространство. Там я бывал один. Не было ни солнца, ни звезд, ни людей, ни всякой иной твари; и тела моего я не ощущал. Бывало: света, как такового, я не видел, и, однако, мой взор проникал в абиссальные глубины» (139). Такая молитва выводила его за рамки времени. И далее: в самом состоянии молитвы он уже не знает себя в категориях Земли, он – «вне всяких иерархий: социальных и даже церковных» (140), потому что он мыслит только о Боге и «предстоит Ему одному Единому» (там же).

Читатель может подумать – вот он, перекидной мостик в протестантизм. Понятно, что автор имеет в виду Церковь земную с ее организационной структурой, то есть человеческой иерархией. Правда, само разделение Церкви на небесную и земную достаточно условно, ибо здесь исподволь нарушается принцип единства Тела Христова, к которому становятся причастными Его святые по эту и ту стороны жизни. Но в любом случае иерархия как таковая всегда будет существовать как в отношении Бога к твари, так и в среде самой твари: Ина слава солнца, ина слава луны (1 Кор. 15, 41), и упразднить ее мы, как кающиеся и желающие смирения, не можем.

Нужно с предельной осторожностью относиться к подобным суждениям, ибо их влияние на интеллектуалов (да и не только на них) весьма соблазнительно, так как именно в гуманитарно-технократической среде формируется деструктивное отношение к «устаревающим и консервативным» иерархическим ценностям. Потом эта тенденция разрастается и охватывает уже все общество, чему мы сейчас являемся почти свидетелями (чтобы впоследствии сей дух бунтарства расчистил места своим носителям в тех же иерархических структурах, реализуя их затаенную жажду духовной власти над людьми). А начинается все с простой реакции – почитал и задумался: а ведь и вправду, зачем она, эта иерархия, когда я и так, без нее вижу Бога как Он есть, Одного Единого?

Через «отчаянную молитву», которая овладевала автором в пустыне месяцами, он ощущал страшный невещественный грех, ненавидел себя – и затем все утопало в плаче покаяния и дух его входил в неминуемую безпредельность (140), в надмирное сияние (56), откуда потом выпадал снова. Там у него открывались новые силы, иное зрение, иной слух. В глубоком молчании ему было дано созерцать Его благость, Его премудрость, Его святость (там же). Интересно, что «отчаянная молитва» давала уже и иные, чисто зрительные эффекты. Вначале возникало видение распятых рук Христа (66), «собирающие воедино расходящиеся горизонты мира, разделенные враждой народы» (там же). Далее автору представало само «висящее на кресте тело Господа, подобно чудному мосту между Небом и Землей» (67).

Святитель Игнатий (Брянчанинов), суммировавший в своих знаменитых трудах всю святоотеческую православную традицию в христианской аскетике, писал так: «Святые Отцы Восточной Церкви приводят своего читателя не в объятия любви, не на высоты видений, а к рассматриванию греха своего, своего падения, к исповеданию Искупителя, к плачу о себе пред милосердием Создателя. А тщиться видеть видения – продолжает он, – не следует, ибо поставлено законом, – не принимать никаких видений и не доверяться им, ибо недалеко от себя имеем темного искусника. Истинные же видения крайне редки и устрояются Духом Божиим в целях духовного воспитания». Так что, «если увидишь свет или огонь, вне себя или внутри, или образ какой – Христа, например, – не принимай того и уму не попускай строить в себе такие образы – это внешнее дело и ведет к прелести». И еще: «Видящие и принимающие видения поспешно обнаруживают свою способность и наклонность к прелести» (Мистика Церкви. Сборник. Сергиев Посад, 1914).

«Невозможно не петь гимна Богу, – пишет архимандрит Софроний, – когда выйдешь из пламени покаяния, которое незримо переплавило нас для нового образа бытия, попалив все, что было тленного в нас» (77). Здесь может возникнуть вопрос: а когда именно кончается покаянное чувство и все тленное в тебе переплавляется, и – должно ли вообще покаяние кончаться когда-либо в этой земной жизни? Ведь чувство это, как подчеркивает святитель Игнатий, у святых Отцов никогда не прерывалось. Более того, самые высокие из всех мыслимых на земле состояний, достигавшиеся ими, под конец сливались в одно чувство – покаяние.

 

Протоиерей Михаил ХОДАНОВ

Продолжение см. в след. номере.