«Мщения русский народ почти не понимает»
|
|
Рисунок В. МАКЕЕВОЙ
|
Человек, который затаил обиду и собирается мстить за нее, не встречал сочувствия в крестьянской среде. «Мщения русский народ почти не понимает», – записал в конце XIX века С.Я. Дерунов, один из весьма внимательных собирателей этнографических материалов. Русские признавали либо непосредственную и открытую реакцию на обиду, либо прощение вины. В умении прощать некоторые крестьяне достигали больших нравственных высот.
Заметным средством очищения нравственной обстановки в деревне служили обычаи просить прощения при определенных обстоятельствах. Обычаи эти были приняты как в личных и внутрисемейных делах, так и в общине в целом.
Если крестьянин уезжал куда-то надолго, то, прощаясь с близкими, он просил у них прощения, нередко при этом низко кланяясь каждому из провожавших. Смысл обычая был в том, чтобы в разлуке не тяготило сознание вины, чтобы оставшиеся «не поминали лихом», чтобы очиститься от грехов перед испытаниями, которые, возможно, ожидали в дальнем пути.
Такой же смысл вкладывался в обычай, принятый у женщин, чувствующих приближение родов, – просить прощения у всех членов семьи, низко кланяясь им в ноги. В некоторых селах (как свидетельствуют материалы Орловского уезда) и муж и жена считали нужным просить прощения у мира в том случае, если непраздная женщина долго не могла родить. Собирали ближних соседей; муж молился перед образом, потом обращался к пришедшим: «Мирушка, православный народушка! Простите меня!» Потом просила прощения у всех роженица. Им отвечали: «Бог простит, и мы туда же».
«Русский народ живет только Православием и его идеями; кроме Православия в нем нет ничего другого, и ничего ему не нужно, потому что Православие – все, Православие – это Церковь, Церковь же – это венец всего, притом в вечности».
Ф.М. Достоевский |
Прощения просил у всех своих домашних каждый, отправляясь в церковь на исповедь: «Простите меня, в чем согрешил перед вами». Ему отвечали: «Бог простит». Некоторые, прощаясь с домашними перед исповедью, кланялись им в ноги. Потом, уже в церкви, прежде чем подойти к священнику для исповеди, клали земной поклон перед иконами и три поясных поклона перед молящимися, испрашивая у них прощения в своих грехах.
Большое значение придавала сходка общины тому, чтобы виновный попросил прощения у обиженного или у «всего мира». Если человек, совершивший проступок, сознавался и просил у «общества» прощения, то с него взимали штраф. Если же он отрицал свою вину, то штраф назначали в двойном размере.
Широкую возможность помириться после скрытых или явных ссор, простить друг другу большие и малые обиды, снять напряжение, возникшее во взаимоотношениях в семье или между соседями, давал обычай просить прощения в конце Масленицы, в последнее воскресенье пред Великим Постом.
При наиболее широком проявлении этого обычая прощение просили буквально у всех, с кем могли повидаться в этот день, а также и у умерших близких людей. Называлось это «прощаться». В той или иной форме обычай этот был распространен у русских крестьян повсеместно. В разных уголках России сложились свои особенности, свой уклад, но суть всюду была одна – нравственное очищение через примирение, через взаимное прощение прегрешений. К сожалению, в наиболее распространенных у нас представлениях о Масленице и особенно в современных попытках воспроизводить какие-то ее элементы этот прекрасный обычай совершенно не присутствует, учитывается лишь развлекательная, унаследованная от язычества, сторона. Но именно после последней перед Великим Постом недели, во время которой как бы прощались с обильным столом и другими мирскими радостями, обычай просить прощения помогал ощутить переход к повышенным нравственным требованиям к самому себе, к строгим семи неделям, длящимся до Пасхи.
По материалам книги
М.М. ГРОМЫКО
«Мир русской деревни»
Грубость или прямодушие?
Русские, – говорит один иноземный писатель – Маржерет, – очень просты в обхождении и всякому говорят „ты“; а прежде были еще проще. Если им приходилось слышать что-либо сомнительное или несправедливое, то они говорили, без всяких учтивых обиняков, прямо, наотрез: „Ты лжешь“. Так говорил даже слуга своему господину. Сам Иоанн Васильевич <Грозный> не гневался за подобные грубости.
Но теперь, познакомившись с иноземцами, русские отвыкают от прежней грубости в разговоре».
Странным казалось французу Маржерету, воспитанному на рыцарских понятиях, что русские в случае личных оскорблений обходились без дуэлей.
«Русские, – говорит он, – вовсе не терпели поединков. Оскорбленный словами или другим образом ведается судом, который и определяет виновному наказание. Оно обыкновенно зависит от воли обиженного: иногда виновного секут батожьем (батоги – прутья толщиною в палец); иногда с обидчика берут взыскание в пользу оскорбленного».
В.В. СИПОВСКИЙ
«Родная старина»
