ЦЕРКОВНЫЙ НАПЕВ –
ОБРАЗ МИРНОГО ДУХА

 

 

Сергей Феликсович Тухленков, преподаватель епархиальных курсов религиозного образования и катехизации имени святого праведного Иоанна Кронштадтского при Отделе религиозного образования и катехизации Санкт-Петербургской епархии, уже знаком читателям «ПК». В № 15 (207) мы беседовали с ним о современной музыке и духовности. На этот раз в контексте взаимосвязи музыки с духовной жизнью человека рассматривается богослужебное пение.

 

– Сергей Феликсович, готовясь к разговору о богослужебном пении, я попросила Вас обозначить его основные положения. И Вы назвали: 1) обиход как звуковой образ внутреннего бытия; 2) композиторские песнопения как отражение вкусов «общества» и духовного уровня авторов и 3) т. н. концертное пение как средство отвлечения от молитвы. Давайте начнем с первого пункта.
– Музыка, как мы говорили в прошлый раз, выражает внутреннюю сущность явлений, внутреннее состояние автора и исполнителя. И обращаясь к церковному пению, хочется прежде всего показать, что происходит «в финале», т. е. для чего нам нужен церковный напев, что он нам дает.

Христос говорит: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6). А можем ли мы здесь, на земле, познать Жизнь Вечную? В общем, наверное, не можем, потому что мы не способны себе это представить. А можем ли мы познать здесь, на земле, истину в полноте? Конечно же, нет. Хотя мы ее познаем, но познаем в основном через путь, заповеданный нам Господом нашим Иисусом Христом. А вот церковный напев отображает как раз внутреннюю сущность этого пути.

Приведу небольшую цитату, имеющую отношение к сравнению музыки духовной и народной, прежде всего скоморошьей. Она взята мной из книги, посвященной скоморохам. Нина Серегина, санкт-петербургский исследователь, пишет: «В народных жанрах музыкального творчества присутствует существеннейший момент, который по природе и по потребностям отсутствует или, вернее, чрезвычайно слаб в певческом искусстве. Это фактор движения». И вот что она отмечает по поводу скоморохов: «Инструментализм Русского средневековья – ближайший, непосредственный спутник скоморошьей сферы, плясовой стихии – стихии ритма, веселья, телесных радостей». О чем говорит эта цитата? Об основном свойстве церковного напева. Опять же, как сказал Господь в Евангелии: Царство Мое не от мира сего (Ин. 18, 36). Т. е. – об отсутствии в церковном напеве  той ритмической и мелодической основы, которая характеризует, если можно так выразиться, музыку мира, музыку телесную.

Музыка мира… Когда мы слушаем любые произведения классической музыки, мы слышим в них спады и подъемы, ускорения и замедления, динамические и интонационные контрасты. Причем эти контрасты, служащие раскрытию художественного образа, характеризуются определенными точками спадов и напряжений, где наивысшим пиком напряжения является кульминация. А вот для мелодий древних церковных распевов характерно то, что напряжение, которому чужда всякая излишняя чувственность, разлито внутри всей ткани песнопения. И имя этому напряжению – собранность.

И второй момент. Церковный напев, как Вы знаете, подчинен всегда тексту, т. е. нацелен на донесение текста до верующего человека. И поэтому распевщики, музыканты, создававшие напевы, которыми пользовались христиане в древности и впоследствии на Руси, были сориентированы как раз на отсутствие таких вяжущих с миром выразительных средств. В церковном пении присутствует ритм вечности, замкнутость на богообщении, молитве: «Всякое ныне житейское отложим попечение». Оно должно нести в себе неотмирность и безстрастие.

 

– А кроме этой неотмирности, еще что характерно для церковного напева? Каковы его функции?

– Когда мы задаем себе вопрос, что же такое церковный напев и какую роль он играет и должен играть, нужно помнить следующее. Как возникли гласы? Первые христиане хотели воздать хвалу Господу, стремились выразить радость, переживаемую ими в ходе празднования Воскресения Христова. Вспомните, и в посланиях апостолов часто звучит призыв: «Радуйтеся!» Т. е. напев – это всегда отражение радости пребывания в Боге.

А следующий важный момент – функция передачи многовекового соборного молитвенного опыта Церкви. Первые христиане собирались и воздавали хвалу Господу, как кто мог. Что-то при этом отвергалось, что-то принималось и постепенно становилось традицией. Впоследствии, с формированием устава службы, возникли различные чинопоследования, в которых определенную роль играло богослужебное пение. Затем на Трулльском Соборе 691–692 годов было принято правило, что петь в храме должны специально обученные певчие. С чем это было связано? Дело в том, что богослужебное пение служило одним из средств борьбы с ересями. Потому что ересиархи активно использовали пение для проповеди своих взглядов, еретических учений. Они не только сочиняли свои тексты, но использовали и мелос, т. е. мелодии, которые действовали искушающе, потому что музыка – это сильное средство для привлечения людей. И одной из причин появления осьмогласия является именно стремление к упорядочению богослужебного пения. Первые четыре гласа возникли достаточно рано на Востоке, а уже в конце IV века их ввел в употребление Западной Церкви святитель Амвросий Медиоланский. А окончательное формирование корпуса осьмогласия принадлежит таким столпам Церкви, как преподобный Иоанн Дамаскин (на Востоке) и римский святитель Григорий Великий Двоеслов.

Еще одна функция богослужебного пения – символ незыблемости канона. Сейчас вот ведутся разговоры о том, что нужно ликвидировать церковнославянский язык, перевести службу на русский – якобы так будет понятнее. Но те люди, которые к этому стремятся, не понимают, что таким образом будет разрушено пространство многовекового молитвенного опыта. То, что мы за каждым богослужением поем канонические распевы, созданные как раз с целью донесения текста – неважно, древние или современные – являет нам принцип преемства опыта и незыблемости канона.

 

 

– Что дает этот многовековой опыт тем, кто к нему приобщается?

– Когда регент приходит на службу и перед ним стоит выбор: поставить ли ему гласовое песнопение или песнопение вольносочиненное, свободносочиненное, – по сути он решает: подчиниться Церкви или проявить своеволие. И человек, когда приходит в храм, где звучат чаще всего обиходные песнопения, что проявляет? Послушание! Т. е. напев, кроме прочего, – это символ послушания.

Напев аскетичен. Часто люди, которые впервые попадают на богослужение, где звучит знаменное пение, говорят: «Ой, как скучно, как нудно, одно и то же…» А что такое, простите, молитва? Это постоянное понуждение себя: тебе не хочется, а ты должен молиться. Т. е. канонические богослужебные напевы формируют молитвенный навык, при этом и певчий, и молящийся проявляют послушание.

Еще что такое напев? Как я сказал вначале, это образ спасительного пути и очищения сердца. Потому что в ходе послушания мы отметаем «свое» и прикрепляемся сердцем к соборному, к соборной молитве. Напев является выражением многовекового соборного опыта Церкви, и человек, подчиняясь ритму богослужения, слушая, выстаивая службы, молясь, прикрепляется к этому спасительному пути. И мало того – образ этого спасительного пути постепенно, если человек стремится и думает о нем, становится его сущностью, формирует его христианскую сущность. Музыка ведь не сообщает каких-то знаний как таковых. Но она помогает внутреннему осознанию. Если почитать молитвы по Святом Причащении, то одна из их главных идей – человек должен хранить полученную благодать. Напев как раз помогает эту благодать поддерживать, не угашать этот дух. Он формирует в нас некий внутренний стержень. Почему православный человек так отличается от человека западного? Почему он не столь падок на различные соблазны? Потому что в нем существует вот этот стержень, формирующийся через молитву, службу, участие в Таинствах и, естественно, через внимание к напеву и тому внутреннему строю, который он дает.

 

 

 

Окончание см. на стр. 7