Любовь ко Христу «крепка яко смерть»

Преподобный Никита, ныне прославляемый, происходил из города Кесарии. Послуживши немного при одной церкви, он ушел в Мидикийский монастырь, где с горячим усердием стал подвизаться для Господа и для души своей в посте и молитве.

Во всем монастыре не было ревностнее Никиты. За высокую подвижническую жизнь он скоро был избран настоятелем. Бог наградил его даром чудес. Слух о нем распространился далеко. Многие стали приходить, чтобы спасаться под его руководством. Собралось сто иноков.

Мирно, тихо шла жизнь преподобного Никиты, но в то время распространилась ересь иконоборческая. Император Лев Армянин (813– 820) воздвиг жестокое гонение на всех почитателей святых икон. Их лишали имущества и должностей, заключали в темницы, предавали всевозможным мучениям. Дошла очередь и до святого Никиты. Так как он не отказался от почитания икон, то его сначала заключили в темницу, а потом послали в заточение на остров. Он томился там целых шесть лет, много перенес обид и оскорблений. Но здесь Господь прославил его, и силой Божией он совершил много чудес.

Его тяжкие мучения кончились со смертию императора Льва. На трон вступил новый Царь – почитатель икон, и все прежде изгнанные были возвращены на свои места. Возвращен был из ссылки и Никита, но в свой монастырь он уже не пошел, а последние дни жизни провел в безмолвии в одном уединенном месте близ Константинополя. Там вскоре и окончил он свою жизнь в 824 году. Тело его торжественно было перенесено в Мидикийскую обитель. И по смерти Господь прославил его чудесами, которых много совершилось во время погребения и после него.

+++

Мы видели, что в жизни своей преподобный Никита долго скорбел и страдал совершенно незаслуженно, только за любовь к истине. Голод, жажда, притеснения, темничное заточение – вот что несколько лет было уделом его, и это среди самого горячего служения Господу.

Нужно ли удивляться сему? Это удел всех хотящих благочестно жити о Христе. Это испытал Сам Спаситель и то же предсказал другим Своим последователям: «Аще Мене изгнаша, и вас изженут». Но предсказывая им такую скорбную участь на земле, Спаситель называл их не несчастными, не жалкими, а блаженными и счастливыми: «Блажени изгнани правды ради». Потому что среди гонений они имеют такие утешения, которые и самую горькую чашу их страданий делают сладкою и приятною.

Чтобы понять, откуда у них утешения, нужно знать, что они терпят бедствия совершенно незаслуженно, невинно. Если гонят их лжеучители, неправомыслящие в вере, это значит, что гонимый есть самый преданный сын Церкви. Если преследуют люди, живущие свободно и всякий грех считающие ни во что, – это показывает только строгость правил и чистоту поведения гонимого христианина.

Таким образом, сознание своей невинности проявляется в нем во всей силе. А от этого у него светло и отрадно на душе. Он не себя считает жалким, а гонителей своих, трепещет за участь, ожидающую их в будущем. От сознания невинности христианину делаются светлыми и мрачныя стены темницы, и самые двери гроба, потому что он знает, что они поведут не на дно адово, а в обители успокоения. Для несправедливо гонимых страшно не узами железными скованными быть, а грех сотворить, Бога оскорбить, от веры отступить.

Есть и второе для них утешение: они терпят гонение за Иисуса Христа! Кто имеет сердце, способное любить, тот знает, как приятно страдать за любимого человека, за своего друга и благодетеля. Но какая любовь может сравниться с любовию христианина ко Иисусу Христу? Любовь к Нему крепка, «яко смерть». Кто ны разлучит от любве Божия? – взывает апостол Павел. – Известихся, яко ни смерть, ни живот, ни ангелы, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия (Рим. 8, 38–39).

Так высока любовь христианина ко Христу!

Прот. Григорий Дьяченко.

«Полный годичный круг
кратких поучений». Т. 2. С. 16-19

---

Пасха в Соловецком лагере в 1926 году

Подходила Пасха. Людей нагнали в пункт видимо-невидимо. Вследствие весенней распутицы лесные разработки закончились, и более тысячи человек возвращались обратно в лагерь. Он был рассчитан на 800 человек. Клуб закрылся и переделан под жилые помещения с нарами. В прочих бараках проходы застроены нарами, двойные нары переделаны в тройные – в три этажа. Кипятку сплошь и рядом не отпускалось, так как котлы все занимались под обед и ужин.

Приближалась Пасха, и как хотелось в такой затруднительной обстановке совершить службу. «Как это так, – думал я, – даже и сейчас, когда просунуться через толпу невозможно, как не пропеть “Христос Воскресе!” в Пасхальную ночь?» И я решил подготовить свою братию. Повел разговоры с благодушнейшим епископом Нектарием (Трезвинским), епископом Митрофаном (Гриневым), епископом Рафаилом (Гумилевым) и епископом Гавриилом (Абалымовым). Однако все приглашенные разбились на две группы. Только архиепископ Иларион и епископ Нектарий согласились на Пасхальную службу в далекой и незаконченной пекарне, где только одни просветы были прорублены, ни дверей, ни окон. Остальные решили совершить службу в своем бараке, на третьей полке, под самым потолком. Но я решился вне барака пропеть пасхальную службу, дабы хотя бы в эти минуты не слышать мата. Сговорились.

Настала Великая Суббота. Арестантский двор и бараки, как бочки с сельдью, были заполнены прибывшими с лесозаготовок. Я вышел из барака. На линейке меня ожидал владыка Нектарий. Вскоре к нам присоединился владыка Иларион, и мы гуськом тихо направились к задней стороне бараков. За дорогой стоял остов недоконченной пекарни. Мы прошмыгнули к нему поодиночке. Оказались внутри здания, выбрали стену, более укрывающую нас от взора проходящих по дорожке, и плотнее прижались к ней: слева – владыка Нектарий, посредине – владыка Иларион, а я – справа.

– Начинайте все по порядку, с полунощницы, – сказал владыка Нектарий.

– «Благословен Бог наш», – тихо произнес владыка Иларион.

– «Волною морскою...» – запели мы полунощницу. И странно, странно отзывались в наших сердцах эти с захватывающим мотивом слова. «Гонителя, мучителя под землею скрывша...» И чувствовалась вся трагедия преследующего фараона, особенно в этой обстановке: Белое море с белым ледяным покровом, балки для пола, на которых мы стояли, как на клиросе, страх быть замеченными надзором. А сердце дышало радостью, что Пасхальная служба совершается вопреки строгому приказу коменданта. Пропели полунощницу. Архиепископ Иларион благословил заутреню.

– «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» – не сказал, а прошептал, всматриваясь в ночную мглу, владыка Иларион. Мы запели: «Христос Воскресе!» Плакать или смеяться от радости? – думал я. И так хотелось нажать голосом чудные ирмосы! Но осторожность руководила нами. Закончили утреню.

– Христос Воскресе! – сказал владыка Иларион. Мы облобызались. Владыка Иларион сделал отпуст и ушел в барак. Часы с обедней мы совершили вдвоем. Только я был за предстоятеля, а владыка Нектарий за псаломщика, так он сам пожелал, ибо знал все песнопения и чтения наизусть.

+++

Да, обстановка Пасхи 26 года была необычайна. Мы втроем справляли ее в недостроенной пекарне без окон и дверей, при звездном освещении, без митр и парчовых риз...

По воспоминаниям
отца Павла Чехранова
«Московский церковный вестник»,
№ 7, 1991