Шестнадцатого ноября, уже в четвертый раз со времени известного происшествия 17 марта 2005 года, начался судебный процесс по так называемому делу о покушении на Чубайса. Суд проходил в открытом режиме, и как слушатели, так и подсудимые стали свидетелями разыгранного фарса.

Cтараниями нового представителя Чубайса – Гозмана – внесено «оживление» в ход процесса. Так, во время предварительных слушаний, проходивших в закрытом режиме, полковнику Владимиру Квачкову было предъявлено требование не являться на заседание в мундире офицера с наградами и офицерскими отличиями. Якобы это может влиять на присяжных, и офицер на скамье подсудимых подрывает авторитет Российской Армии. Адвокату А.В. Першину пришлось напомнить суду, что у В. Квачкова имеется разрешение на ношение формы.

Кроме того, сторону «потерпевшего» Чубайса поддержала и судья Пантелеева Л.Л. и, дабы пресечь любые положительные высказывания о подсудимых, обратилась к присяжным с «назиданием» – «не принимать во внимание безупречное прошлое» Ивана Миронова и В.В. Квачкова как участника четырех войн и военных конфликтов. По-видимому, у суда свой, отличный от Российского, кодекс.

Когда судья задала находящимся на скамье подсудимых типовой вопрос: «Понятно ли Вам предъявленное обвинение и признаете ли Вы свою вину?», В.В. Квачков, которого спросили первым, категорично заявил: «Нет, не понятно. Мне не понятно, почему событие 17 марта названо „покушением на Чубайса“, мне не понятно, почему Чубайс называется „государственным и общественным деятелем“. Чубайс являлся и является антигосударственным деятелем! Мне не понятно, на каком основании я обвиняюсь в этом событии, которое является имитацией покушения!»

Тем не менее, судья объявила, что обвинение Квачкову предъявлено в надлежащем виде и обратилась к Ивану Миронову: «Понятно ли Вам предъявленное обвинение и признаете ли Вы себя виновным?»

Иван ответил: «Нет, не понятно. Не понятно, почему мне вменяют 277-ю статью с формулировкой „теракт“, если на момент предъявления мне обвинения в новой редакции Уголовного кодекса формулировка „теракт“ из этой статьи устранена? Мне не понятно, почему вообще не обсуждается инсценировка покушения. Ведь то, что рассказал нам прокурор, не тянет и на дешевый сценарий».

Ответ Роберта Яшина также не порадовал судью и прокурора: «Мне не понятно предъявленное обвинение, вины не признаю ни по одной из статей». И как резюме прозвучало заявление Александра Найденова: «Обвинение мне понятно, как может быть понятна любая озвученная глупость».

Столь же жестко и однозначно высказались все адвокаты обвиняемых, заявив, что их подзащитные не имеют никакого отношения к этой имитации покушения.

Показания шофера А. Чубайса – А. Дорожкина и охранника – С. Моргунова были запутаны и отличались от показаний пятилетней давности.

В. Квачков спросил Дорожкина: «Почему же Вы скрывали столько лет, что Чубайс пересаживался в другую машину?» Но судья сняла этот и прочие неудобные для «потерпевшего» вопросы.

Адвокат А.В. Першин вынужден был опротестовать действия судьи Пантелеевой в Московской коллегии адвокатов. Он пояснил: «Я совершил крестное знамение по православному обряду и сказал: „Слава Богу!“, после чего судья Пантелеева Л.Л. сделала мне предупреждение. Действия председательствующего по делу федерального судьи Пантелеевой Л.Л. не только не основаны на законе, но и нарушают мои гражданские права, гарантированные Конституцией РФ. УПК РФ не содержит запрета на жест крещения и упоминание имени Бога в стенах органа, осуществляющего правосудие».

В четвертый день судебного заседания «героем дня» стал С. Моргунов – охранник Чубайса. Его показания полностью расходились с показаниями А. Дорожкина и противоречили фактам, изложенным в деле. Согласно материалам дела, представленным прокуратурой, Моргунова опросили лишь спустя сутки после происшествия. Он же в присутствии присяжных, при всех подсудимых и адвокатах проговорился, что в день покушения, 17 марта, его допрашивали следователи Московской областной прокуратуры.
«Ваша честь! – обратился Квачков к судье. – Я заявляю о преступлении, совершенном следователем Московской областной прокуратуры. Из уголовного дела изъяты показания Моргунова от 17 марта 2005 года!»

В ответ судья... удалила Квачкова из зала «за нарушение порядка в судебном заседании» и попросила присяжных заседателей «оставить без внимания сведения, оглашенные Квачковым».

Впрочем, как было заявлено судьей на первом заседании, рассматриваемое дело необычно. Следовательно, удивляться нечему!

Сторона защиты обоснованно утверждает: покушения не было, была имитация. Поэтому подсудимые не имеют никакого отношения к этому происшествию. Необходимо провести новое расследование, чтобы доказать, что Чубайс и его служба безопасности устроили инсценировку покушения для реализации определенных политических целей.

Евдокия ПАНКРАТОВА
по материалам суда

 

БОРИС МИРОНОВ:

Исходя из материалов провалившегося <ранее> в суде дела, прокуратура изо всех сил оберегала самое потаенное в этом деле, ключевое, главное – имитацию покушения на Чубайса, а потому изо всех сил, не стесняясь даже выглядеть по-дурацки, стремилась придать изначально провальному делу черты серьезного расследования, не брезгуя ни фальсификацией, ни подтасовками, ни выбиванием из свидетелей нужных следствию показаний, ни устранением основных вещественных доказательств.

 

 

ВЛАДИМИР КВАЧКОВ:

Они понимают, что ничего нового предъявить не могут, поэтому идут на ухищрения, изыскаивая «новые показания свидетелей». Судья, нарушая закон, принимает их, несмотря на имевшиеся в деле документы; снимает принципиально важные вопросы. Проходящий процесс – заказной и имеет одну цель – измотать нас. Это бесовское изматывание людей судами.

 

ТАТЬЯНА МИРОНОВА:

Могу сказать главное: процесс идет в совершенно новом ключе. Ранее тактика защиты была такова: мы не имеем отношения к этому покушению, так как нет доказательств причастности подсудимых к этому покушению. Выбранная защитой сегодня тактика нападения делает процесс безпрецедентным.
Защита основательно и жестко доказывает, что перед нами инсценировка покушения, созданная намеренно, искусственным образом.