«Жители Неба»

29 октября / 11 ноября – память сщмч. Николая Пробатова
и с ним пострадавших

 

 

Священномученик Николай родился в 1874 году в селе Игнатьеве близ города Кадома Тамбовской губернии. Он был младшим сыном священника этого села Александра Николаевича Пробатова и его жены Еликониды.

Образование Николай получил в Касимовском духовном училище, а затем в Тамбовской духовной семинарии. Из сохранившихся его писем к брату, протоиерею Василию, можно понять, что учился он, находясь в условиях большой материальной нужды: иногда одежда изнашивалась настолько, что товарищи смеялись над ним, а наставники делали замечания.

По окончании семинарии юноша женился на младшей дочери священника села Темирева Елатемского уезда Варваре Алгебраистовой. После Венчания Николай и Варвара, по существовавшему тогда благочестивому обычаю, отправились в свадебное паломничество в Саровский монастырь.

В 1899 году Николай был рукоположен в сан пресвитера и определен вторым священником в храм Темирева. Но он хотел служить один, и желание его вскоре исполнилось: в 1906 году отец Николай получил приход в Агломазове, где была деревянная Богоявленская церковь постройки 1779 года. При ней имелся хор, и трудами батюшки наладилось прекрасное пение. А в 1910 году он обновил обветшавший иконостас. Перед Литургией священник всегда долго и усердно молился. Служил он со вдохновением и благоговением и часто говорил: «У меня в алтаре – уголок рая».

Село Агломазово насчитывало тогда 150 домов, более тысячи прихожан; ощущалась нужда в открытии церковно-приходской школы. Стараниями отца Николая было выстроено большое деревянное здание, в котором могли обучаться до 200 детей. Талантливый оратор, батюшка усердно проповедовал в храме, а в школе преподавал Закон Божий. Семья пастыря жила бедно, но он не брал платы за требы. Обуви всегда имел только две пары – зимнюю и летнюю.

Началась Первая мировая война. Священников в армии не хватало, и епархиальный архиерей, епископ Тамбовский Кирилл (Смирнов) обратился к подчиненному духовенству с просьбой отправиться на фронт. Желающих нашлось немного, большинство отговаривались – кто болезнью, кто семьей, кто малолетством детей.

Слыша эти извинения собратьев, отец Николай устыдился: «Что же это мы, отцы, и отказываемся – у одного жена, у другого дети?.. А там наши воины кровь проливают, защищая Родину… Нет, надо соглашаться…» И хотя у батюшки было трое чад, старшему сыну исполнилось 14 лет, а младшим сыну и дочери – только по году, он пошел окормлять и напутствовать воинов первого Бахмутовского полка, сражавшегося против австрийцев. Однако там, на фронте, пастырь с глубокой скорбью осознал, как мало осталось в людях веры: из всего наличного состава полка храм посещали не более 30 человек. Вернувшись в 1917 году домой, он с горестью говорил близким: «Священники уже тут не нужны, они теперь скорее жители Неба, чем земли».

Совершилась революция. Нравственная болезнь коснулась и крестьян. Многие бросились рубить впрок казенные и господские леса, наваливая штабеля бревен перед домами; поспешно делили собственность крупных землевладельцев…

После издания большевиками соответствующего декрета к отцу Николаю явился отряд солдат с требованием выдать хранившиеся в храме метрические книги.

– А кто вы такие, что мне указываете? – решительно встретил их пастырь. – Скажет мое начальство, тогда передам.

– Нет, – не отступали незваные гости, – передавай сейчас.

– Ну, хорошо, – ответил священник, – не хотите слушать церковное начальство – соберем сход крестьян. И как решит народ, так и сделаю.

Собрали сход, и священник произнес слово, после которого крестьяне сразу же изгнали из села покушавшихся на церковные книги.

В феврале 1918 года большевики объявили мобилизацию в Красную гвардию. Крестьяне, ждавшие от новой власти мира, решили в армию не записываться, а идти в ближайший уездный город и разогнать там все руководство. Перед выходом попросили отца Николая отслужить для них напутственный молебен. После молебствия священник сказал краткую проповедь, заключив ее словами: «Благословляю вас на борьбу с гонителями Церкви Христовой».

Крестьяне, вооруженные кто топорами, кто вилами, двинулись к городу, до которого было 25 верст. Пока шли, решимости у многих поубавилось, и они повернули домой. Нашлись и предатели, поспешившие предупредить большевиков. Когда оставшиеся достигли цели, в них начали стрелять из пулемета, установленного на колокольне. Это напугало крестьян, и толпа быстро рассеялась. Казалось бы, инцидент был исчерпан, но безбожники никогда не прощали своих противников, и в Агломазово отправился карательный отряд. Когда об этом стало известно, священник благословил домашних уйти в соседнее село Калиновец, где служил брат его жены. Тревожные предчувствия томили душу отца Николая, и матушка, видя это, сказала:

– Написано: Господь не посылает испытаний выше сил человеческих.

– Да, – согласился пастырь.

Помолившись, он открыл Апостол и прочел: Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10, 13).

Слово Священного Писания как ничто другое утешило и укрепило душу. Ко времени прихода карателей священник совершенно успокоился, предав свою жизнь в волю Божию. Крестьяне говорили ему:

– Беги, батюшка, убьют!

– Я никогда не бежал и сейчас не побегу, – отвечал отец Николай.

Домашние скрылись, остался только старший сын Александр. Батюшка предложил и ему уйти, заметив, что матери, возможно, потребуется помощь. Но Александр не пожелал оставить отца.

Каратели расположились неподалеку от храма, в большом кирпичном доме, принадлежавшем некоему Седухину, в подвал которого и сводили всех арестованных. Списки на аресты составлял сельский учитель, Петр Филиппович, безбожник, не любивший Церковь и священника.

Двоих красногвардейцев отправили за батюшкой. После задержания в его доме устроили обыск, при котором присутствовал лишь сын священника, Александр. Каратели перерыли все вещи, но ничего не нашли.

Арестованных допрашивали с побоями и издевательствами. Отца Николая били шомполами по пяткам, заставляя плясать.

– Я и раньше никогда не плясал и перед смертью не буду, – ответил священномученик.

Последнюю свою Литургию перед арестом он отслужил на праздник Казанской иконы Божией Матери. Некоторые из палачей еще недавно посещали церковные службы и помнили слова молитв. Глумясь над пастырем, они говорили:

– Заступница усердная!.. Ты Ей молился! Что же Она тебя не заступает? – и старались всячески оскорбить священника.

На все поношения отец Николай отвечал:

– Христос терпел, будучи безгрешен, а мы терпим за свои грехи.

Эти слова вызвали у истязателей дикий хохот.

Учитель, составляя список, включил в него нескольких женщин, но начальник карательного отряда вычеркнул их имена, оставив лишь одну – Агафью; она была совсем одинокая, и за нее некому было просить. Долго и изощренно издевались над ней палачи, но она все переносила молча. Наконец было объявлено, что всех арестованных ждет расстрел. Перед смертью мученики исповедались. В седьмом часу вечера красногвардейцы вывели из подвала 18 осужденных на смерть и повели к реке Цне. Там их разделили на две партии, одну повели по берегу реки налево, другую – направо. Вскоре раздалась команда красногвардейцам построиться и приготовиться к стрельбе. Приговоренные стояли напротив своих убийц в ожидании. Отец Николай, воздев руки, молился, произнося слова громко, отчетливо. Все услышали:

– Господи, прости им, они не знают, что делают!

Раздался залп. Хотя уже совсем стемнело и каратели, похоже, не планировали проверять, кто жив, кто убит, но священник, собрав силы, поднялся и с воздетыми руками вслух завершил свое моление:

– Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу...

Вторым выстрелом он был убит.

Из 18 человек погибли 13; остальные ночью доползли до ближайших изб, и жители укрыли их от богоборцев. От них и стали известны подробности расстрела. Пострадали за веру Христову староста храма Косма Егорович, крестьяне Виктор Краснов, Наум и Филипп (отец с сыном), Иван, Павел, Андрей, Павел, Василий, Алексей, Иван и Агафья.

На следующее утро поселяне снарядили подводу – забрать тела мучеников. Вместе с ними отправился и сын священника Александр. Весь прибрежный песок был пропитан кровью. Юноша снял с него верхний запекшийся слой и положил его на телегу вместе с убитым отцом. Тело пастыря уже закоченело – с поднятыми при последней молитве руками, с пальцами, сложенными для благословения. Когда его везли по селу, многие выглядывали из окон и говорили: «Батюшка нас и мертвый благословляет».

В тот же день жена отца Николая вернулась домой. Она обратилась к властям за разрешением похоронить супруга возле церкви. Это возмутило карателей. «Собаке – собачья смерть, – злобствовали они. – Его надо отвезти на свалку. Еще скажите спасибо, что в овраг не свалили, на кладбище разрешаем зарыть».

Отпевать и погребать мученика пришли священники из соседних сел – отец Павел Мальцев из Усады и отец Максим из Старого Березова. Отец Павел был дружен с отцом Николаем, они договорились заранее, если кого убьют, чтобы другой проводил собрата в последний путь.

Отпевание состоялось в доме убиенного пастыря. Окна завесили плотной черной материей, чтобы безбожники не смогли увидеть, что происходит внутри. Тело страдальца за Христа перенесли со стола в гроб, и началось неспешное моление. Хоронили же батюшку глубокой ночью. Священники несли гроб на кладбище, где уже была вырыта могила на месте недавнего погребения близкого отцу Николаю прихожанина, неистлевший гроб которого виднелся при ясном свете луны и звезд. И плыло тихое пение последних погребальных молитв…

 По книге игумена
Дамаскина (ОРЛОВСКОГО)
«Мученики, исповедники и подвижники благочестия
Русской Православной Церкви ХХ столетия.
Жизнеописания и материалы к ним.
Книга 5». Тверь, 2001. С. 321–325.