Истинный монарх

 

 

 

В день его рождения Императрица Екатерина Великая писала о новом внуке: «Великая Княгиня родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него – бас, и кричит он удивительно; длиною он один аршин без двух вершков, а руки немного меньше моих. В жизнь свою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать так, как начал, то братья окажутся карликами пред таким колоссом».

Поль Лакруа, описавший историю жизни и царствования Императора Николая, отмечает: «Будучи только десяти лет, Николай не только знал наизусть военную историю России, но объяснял ее и истолковывал ее таким ясным взглядом, который был выше лет его». Он же свидетельствует, что в телесных упражнениях Николай Павлович отличался «быстротой и ловкостью движений, как и грациозною своею походкою».

Поляк-подолянин дворянин Михаил Чайковский, принимавший участие в первом Польском восстании, бежавший к туркам, став Садык-пашой, а потом вернувшийся в Россию, описал свои впечатления от встречи с Государем после турецкой войны 1828–1829 годов. В Конде был смотр 2-му пехотному корпусу под командой генерала Палена. Корпус, представлявшийся Государю, называли «варненскими львами». Чайковский вспоминал: «Вошел Государь <...>. Я должен сознаться, что ни один человек на свете не производил на меня большего впечатления, чем Император Николай, он был в то время во всем цвете красоты и царственного величия. По росту, осанке и выражению лица он казался владыкой мира. Лицо его загорело, только лоб, прикрытый козырьком каски, был бел. Я не могу себе объяснить причины, но сердце невольно влекло меня к нему, я не мог наглядеться на него, в нем было какое-то обаяние и величие.

<...> Обходя лазареты, Государь с отеческой заботливостью расспрашивал, где получены раны, но несколько раз он становился суровым, выговаривая смотрителям лазарета и даже некоторым докторам. Выражение его лица делалось тогда таким грозным, что я замечал, как дрожали окружающие, но в то же время он не произносил ни одного резкого слова, не возвышал голос. Это был истинный монарх, рожденный, чтобы повелевать народами. На обратном пути Государь уже не говорил так много, как прежде, а только сказал генералу Дибичу: „Неизлечимы, а надобно, чтобы вылечились...“

Император Николай Павлович произвел на меня столь сильное впечатление, что я постоянно думал: „Ах, если бы Польша имела такого короля! Отчего поляки не группируются вокруг него и своим послушанием добровольно не снискают его расположения, его любви? Лучше бы им было!“»

Близкая с Царственным Домом графиня А.Д. Блудова, ревностная деятельница церковного просвещения на Волыни, отмечала в своих записках о Государе: «Во время турецкой войны и во время Крымской кампании он особенно нежно и человечно относился к человеческой жизни и не мог вполне радоваться удачным сражениям, которые, как ни много стоили крови, не полагали конца войне, т. е. кровопролитию. Дмитрий Васильевич Дашков, сопровождавший его во время Турецкой кампании 1828 года, говорил по возвращении отцу, что тут, узнав Государя ближе, он глубоко полюбил его, видя на каждом шагу его доброе, сострадательное сердце и благородные порывы, его любовь к Отечеству и его сердечное сокрушение, когда было много убитых и раненых».

Английский посол Лофтус в 1840 году писал: «В Императоре Николае было что-то удивительно величественное и внушительное; несмотря на его суровый вид, он поражал пленительной улыбкой, и его манеры были очень приятны. Вообще это был благородный, великодушный человек, и все близко его знавшие питали к нему преданную любовь. Его суровость объяснялась не желанием его быть жестоким, а убеждением, что следовало в то время управлять всем светом твердой, железной рукой».

...В царствование Императора Николая сильно подвинулось дело воссоединения униатов с Православной Церковью. Государь желал соблюдения осторожности в проведении этого дела, особо указав придерживаться такого подхода в 1834 году. 12 февраля 1839 года собор униатских «епископов» и «высшего духовенства», собравшийся в Неделю Православия в Полоцке, составил торжественный акт о присоединении униатской «церкви» к Православной и всеподданнейшее прошение о том Государю, подписанное 1305 «духовными лицами». 25 марта Царь написал на прошении: «Благодарю Бога и принимаю». За «пастырями» присоединилось и полуторамиллионное униатское население Литовской и Белорусской «епархий». Торжественные богослужения совершены были в Витебске, Орше, Полоцке, Вильне. Выбита была медаль с надписью на одной стороне: «Отторженные насилием (1596) воссоединены любовью (1839)», на другой – под ликом Спасителя на убрусе: «Такова имамы Первосвященника». Бывшие униатские «архиереи», став православными, получили православные епархии Западного края.

 

Подготовила
Татьяна ВИНОГРАДОВА

 

 По книге Н.Д. ТАЛЬБЕРГА
«Очерки истории
Императорской
России». М., 2006.

 

 

 

«Россия жива»

 

 

«Полководец, Суворову равный»– так оценивали многие современники заслуги военачальника Михаила Дмитриевича Скобелева, прозванного за пристрастие к белым лошадям и кителям «белым генералом». За всю свою недолгую военную карьеру он не проиграл ни одного сражения...

Скобелев родился 17 сентября 1843 года в семье офицера. Окончив Академию Генерального штаба, принимал участие в Хивинском походе (1873 г.).

Слава его связана как с русско-турецкой войной 1877–1878 годов, освободившей балканских славян от почти пятивекового османского ига, так и с присоединением Туркестана к России. В Средней Азии генерал Скобелев выказал себя дальновидным политиком и государственным деятелем. За короткий период руководства Ахал-Текинской экспедицией (1880–1881 гг.) он сумел с минимальными потерями присоединить к России обширные территории и погасить пламя кровавых междоусобиц.

Во время упомянутой русско-турецкой войны, выиграв ряд решающих сражений, Михаил Дмитриевич получил известность как выдающийся полководец. Великая храбрость снискала ему необычайную популярность среди солдат и офицеров. За переход через Балканы (6 января 1878 г.) Скобелев был награжден золотым оружием. Освобожденные от турецкого владычества славяне, считая русского полководца своим национальным героем, называли его именем улицы, площади и парки во многих городах.

Генерала знала и любила вся Россия. И не только за ратные подвиги, но и за высокие человеческие качества: ум, порядочность, неустанную заботу о воинстве, о тех, за кого он отвечал перед Богом, Царем и Отечеством.

Откровенными высказываниями о влиянии «космополитического европеизма» Скобелев нажил себе немало врагов в определенных кругах, где за ним закрепился ярлык «слишком русского генерала». Но героя это не смущало. Так, например, выступая в Париже перед сербскими студентами, он говорил: «Чужестранец проник всюду. Во всем его рука. Он одурачивает нас своей политикой, мы –жертва его интриг, рабы его могущества. Мы настолько подчинены и парализованы его безконечным гибельным влиянием, что если когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него, – на что я надеюсь, – мы сможем это сделать не иначе как с оружием в руках!»

Это был по сути уже прямой вызов мощным международным силам, структуру и направления действий которых Скобелев неплохо знал, однако вряд ли мог в полной мере оценить их коварство и глубинное неприятие России.

И все же «...Запад ошибается насчет России, – писал русский генерал в „Заветах славянству“. – Он думает, что мы так ослаблены войной, что все наше могущество уже иссякло. Это ошибка. Нацию, состоящую из ста миллионов людей, способных жертвовать собой за идею, не так легко стереть. Россия жива, и, если будут перейдены известные пределы, она решится воевать...»

Скончался легендарный полководец внезапно, при невыясненных обстоятельствах, 25 июня 1882 года, не дожив до 40 лет. Через 30 лет после его смерти, 24 июня 1912 года, в Москве перед домом градоначальника на Тверской площади, переименованной в Скобелевскую, «белому генералу» установили памятник. В 1918 он был в числе первых снесен большевиками...

 

Исторический календарь-альманах
«Россия день за днем». М., 2005.