Без компромиссов со злом

13/26 марта – память священномученика Михаила Околовича

 

 

Священномученик Михаил родился 15 октября 1888 года в городе Полоцке Витебской губернии, в семье священника Феодора Околовича, служившего в Спасо-Евфросиниевском женском монастыре.

В 1899 году Михаил окончил начальную школу и поступил в Полоцкое духовное училище. В 1904-м был зачислен в Витебскую духовную семинарию, а по завершении обучения в ней поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию, из которой выпустился по первому разряду в 1914 году. Это обстоятельство давало родителям основание предполагать, что юноша примет монашеский постриг и займет высокую церковно-административную должность, но вышло иначе. В 1913 году он познакомился со студенткой Бестужевских курсов Марией Максимовной Мастрюкович, уроженкой города Моршанска Тамбовской губернии, и вскоре Михаил и Мария обвенчались.

В сентябре 1914 года будущего священномученика назначили законоучителем и инспектором Иркутского духовного училища, а в ноябре рукоположили во иерея к училищному храму. В марте 1915 года отец Михаил был избран членом училищного совета, а в июне 1917-го – членом Иркутского епархиального училищного совета; затем, на собрании духовенства и мирян Иркутской епархии, – делегатом на Всероссийский Поместный Собор.

В 1918 году, после прихода к власти безбожников, духовное училище было закрыто и батюшку определили к Крестовоздвиженской церкви Иркутска. К тому времени он стал одним из наиболее уважаемых пастырей города – его любили за ревностное и благоговейное служение, глубокую, сердечную проповедь, сострадание к людям, готовность всегда прийти на помощь. Из-за такой известности священника Иркутская ЧК установила за ним постоянное наблюдение.
В феврале 1921 года сотрудники ЧК, проведя на чердаке Крестовоздвиженского храма обыск, нашли там патроны, порох и одну гранату. Отца Михаила и церковного сторожа обвинили в хранении оружия, но они не признали себя виновными. Революционному трибуналу, заседавшему по этому делу 26 мая 1921 года, не удалось доказать вменяемое священнику и сторожу преступление, к которому они действительно не были причастны, и вскоре в связи с четырехлетней годовщиной октябрьского переворота задержанных освободили. Отец Михаил вернулся к своим пастырским обязанностям.

Епархия переживала тяжелое время, т. к. церковную власть при поддержке безбожных представителей государственной власти пытались захватить обновленцы. В связи с этим батюшка решением духовенства Иркутской епархии был направлен в Москву, к Патриарху Тихону. Он поставил Святейшего в известность о положении дел в епархии в отсутствии на кафедре православного архиерея и выразил твердое убеждение иркутского православного духовенства и паствы, что с обновленцами, как с предателями веры, не следует вступать ни в какие переговоры.

ОГПУ пристально наблюдало за церковной жизнью в городе и за каждым чем-либо примечательным пастырем. Отца Михаила неоднократно вызывали в органы, рекомендовали отказаться от сана, сменить крест пастыря на деятельность педагога, убеждали оказывать поддержку обновленцам, предлагали роль осведомителя, обещая высокое положение в иерархии т. н. «Живой церкви». Но все эти обольщения священник категорически отверг, и вскоре власти решили его арестовать. Незадолго до этого батюшка получил сан протоиерея.

17 февраля 1925 года протоиерей Михаил вместе с другими известными священнослужителями Иркутска был заключен в местную тюрьму. Один из сотрудников ОГПУ после обыска в квартире священномученика написал в своем рапорте: «Околович, судя по его разговору и по книгам, имеющимся у него, поп не простой, а современный, просвещенный. Так, у него, кроме книг религиозно-нравственного, духовного содержания и беллетристики, есть немало книг по философии, социологии <...>. Характерно, что Околович имеет книги антирелигиозного содержания <...>, имеются газеты <...>. У Околовича оказались деньги, собранные комитетом прихода Крестовоздвиженской церкви (он секретарь комитета) <...>. Деньги разделены по отдельным мешочкам: так, есть деньги, собранные для бедных, для заключенных домзака, для больных в домзаке. Есть порядочное количество прошений и заявлений о выдаче пособий ввиду бедности, болезни; есть записки с выражением благодарности и признательности за оказанную помощь из домзака за подписями врачей больницы домзака; есть несколько уведомлений о получении продуктов, денег с выражением благодарности от имени больных».

8 апреля 1925 года помощник губернского прокурора, рассмотрев следственное дело, составил заключение, написав, что «произведенным следствием <...> надлежит признать установленным значительное усиление влияния на массы Православной Церкви тихоновского направления, факт обостренной борьбы с обновленчеством, теряющим авторитет среди масс, стремление тихоновцев расширить и закрепить свое влияние <...>. Хотя произведенным следствием формально не установлено конкретных данных о контрреволюционной деятельности <...> и <...> нет оснований к преданию обвиняемых суду, тем не менее прошлое социальное положение обвиняемых и их контрреволюционная деятельность при царском строе <...> и в первый период советской власти <...> – дает полное основание считать, что деятельность обвиняемых <...> принимает характер, угрожающий основам советского правопорядка».

Дело было отправлено в Москву сотрудникам 6-го отделения секретного отдела ОГПУ. 13 ноября 1925 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило пастырей, среди которых был и протоиерей Михаил, к трем годам заключения в концлагерь. Они были направлены в распоряжение Управления Соловецкого лагеря особого назначения, которое определило их в Вишерское отделение Соловков.

В лагере отец Михаил некоторое время исполнял должность табельщика и счетовода. По окончании срока заключения ему было запрещено жить в Иркутске, и в июне 1928 года он поселился в Минусинске. На новом месте пастырь вскоре познакомился с епископом Минусинским Димитрием (Вологодским) и местным духовенством. Через некоторое время к батюшке приехала жена, оставив дочь Анну на попечение близких. Совершать богослужения власти ему запретили, а на светскую работу его не принимали как «служителя культа». Отец Михаил пел в церкви на клиросе, а жили они с матушкой на средства, вырученные от продажи остававшихся у них вещей.

В начале 30-х годов началась новая череда гонений на Русскую Православную Церковь, нацеленная, в частности, на уничтожение остатков епархиального управления, для чего арестовывались прежде всего правящие архиереи и близкое к ним духовенство. Эта репрессивная волна докатилась также до Минусинска, и 26 февраля 1933 года отец Михаил оказался в числе 82 арестованных священников.

Организаторы этого дела, Буйницкий, Писклин и Рабинович, писали в обвинительном заключении: «Возникновение контрреволюционно-монархической организации относится к 1929–1930 годам, т. е. к периоду важнейшего мероприятия правительства – ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Деятельность староцерковников, проходившая до того времени в пределах общины, направленная на борьбу с обновлением и сохранением численности своих общин, резко изменила свое направление, став на путь активной борьбы с проводимыми на селе партией и правительством мероприятиями. В воскресные дни, когда верующие собирались в церковь на богослужение, священники в проповедях, обращаясь к народу, говорили, что „слово Божие“ начинает сбываться, антихрист вводит смуту среди народа и т. д. К этому приводили пример: выселение и распродажу крестьянских хозяйств...»

Одним из главных обвинений священников было то, что они, «вербуя членов для контрреволюционной организации, вели борьбу против проводимых партией и правительством мероприятий в деревне, в особенности против колхозов, подрывающих основу религии».

На допросе отец Михаил виновным себя не признал.

10 июня 1933 года тройка Полномочного представительства ОГПУ приговорила священномученика к десяти годам лагерей, и он был отправлен в дальневосточный лагпункт Балынь, заключенные которого строили город Комсомольск-на-Амуре.

В 1937–1938 годах гонения на духовенство усилились, затронув и узников тюрем и лагерей. Отец Михаил жил в одном бараке с учителем из Ишима и крестьянином из Тамбова, с которыми у него сложились хорошие отношения. 7 марта 1938 года осведомитель по кличке Огарок написал в донесении к оперуполномоченному о сплоченности этих заключенных и их согласии в религиозных вопросах. Вскоре были вызваны дежурные свидетели, показавшие, что отец Михаил и два его сокамерника тесно сдружились, защищают друг друга; оправдываясь преклонными годами, стараются найти работу полегче, а также, пользуясь большим скоплением людей, ведут контрреволюционную работу, которая состоит в том, что «заключенный Околович, как бывший священник, часто вставляет фразы из Библии, доказывает, что библейское предсказание полностью оправдывается».

26 марта 1938 года тройка НКВД приговорила протоиерея Михаила Околовича и двух его сокамерников к расстрелу. Батюшка был убит в тот же день, 26 марта, и погребен в общей безвестной могиле.

Подготовила
Ксения МИРОНОВА

 

По книге игумена
Дамаскина (ОРЛОВСКОГО) «Жития
новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март»
(Тверь, 2006. С. 167–180).